Роли, роли — в кино, в театре и телепроектах… В каждой Богдан Ступка великолепен, искренен, убедителен. В перечне ролей много исторических фигур: гетман Иван Брюховецкий в “Черной раде”, гетман Иван Мазепа в “Молитве за гетмана Мазепу”, " Богдан Хмельницкий в “Огнем и мечом”. Он сыграл Чингисхана в “Тайне Чингисхана”, Александра Керенского в “Красных колоколах”, Остапа Вишню в картине “Из жизни Остапа Вишни”, Тараса Бульбу в одноименной исторической ленте… Он никогда не скрывал своего истинного украинства. “Мечтой моей жизни было, чтобы украинская культура стала известна во всем мире. Мечты должны сбываться, и я счастлив, что имею возможность содействовать этому”, — говорил он.
В 2011 году Богдану Ступке присвоили звание Героя Украины
Богдан Ступка родился 27 августа 1941 года в городе-крепости по Магдебургскому праву — Кулику, неподалеку от Львова. До сцены Богдана приучили родственники: отец пел в хоре Львовского оперного театра, мамин старший брат был там же солистом, а тетя – главным концертмейстром. Поэтому детство Богдана Ступки прошло за кулисами. До Львова вместе с родителями будущий актер переехал в 1948 году, когда послевоенная ситуация стабилизировалась. Впоследствии окончил актерскую студию при Львовском академическом драмтеатре им. М. Заньковецкой и выступал на сцене театра вплоть до 1978 года. В этом же году Богдан Сильвестрович начал сотрудничать с Киевским академическим драматическим театром имени И. Франко. Параллельно он получил специальность «театровед» в Киевском театральном институте имени. Карпенко-Карого.
Человек со словаря
В словаре американской киноакадемии, куда вошли лучшие актеры и режиссеры столетия, представлены два украинца – Александр Довженко и Богдан Ступка.
Богдан Ступка — актер планетарного, космического порядка.
Акуро Куросава, просмотрев на кинофестивале в Москве «Белой птицы с черной отметиной», сказал о Ступку-Ореста: «Фильм, где играет такой актер, не может уехать без золота». А это была всего первая кинороль Богдана Ступки.
детские годы Богдан рос за кулисами Львовского оперного театра и впоследствии шутил на эту тему: «Кого Лемішев гладил по головке? А Козловский Иван Семенович?» В детстве, рассказывал Богдан Сильвестрович, он любил конфеты-подушечки, лепил из пластилина героев оперных спектаклей и, будучи обожженным войной, чувствовал тревожь-ность за жизнь. Это ощущение осталось с ним навсегда.
Правда, сказав об этом, Богдан Ступка, входил в шутку, и добавлял, что еще боится «темноты, высоты, воды, гусей и собак». А говорил – правду.
Он всегда был Богданом Ступкой – яркой личностью с не-поддельным личным опытом. Он был пронизан жизнью и памятью, и в этом была его сила. «Я же не из барокамеры Майкла Джексона вышел». Напоминал: «Меня в стране узнали, когда я сыграл “лесного брата” — воина УПА. За этими словами всегда стояли конкретные знания.
Его домом был театр! Ступка его знал и чувствовал всей душой. Он любил актерские мифы и басни, сочно показывал.
С восторгом рассказывал о миниатюрное полотно Делакруа, что его видел в Национальном музее Каира, — портрете Мазепы.
Ступка признавал за театром тайну, но неправдивого «тумана» не терпел. И порой, здорово это формулировал: “Понимаешь, если содержание актерского образа в одном случае неясен, а во втором – важковиражуваний – это разные вещи. Критик обязан понимать важковиражуване, не пришивать искусству «пуговицы» — ни в коем случае.
Как создается театр? – спрашивал критик. «Совсем просто, — отвечал Богдан Ступка, — путем исключения из него всего, что в это понятие не входит». Будучи министром культуры, сказал: «Ценности культуры в мире самоокупаемости не могут выжить. Государство должно их защитить». И тут же спешил к премьер-министру получать средства на библиотеки, театры. Роль министра культуры он играл так же убедительно, как и Тевье-Тевеля.
Для гостей театра имени. Франко, Богдан Сильвестрович любил рассказывать, а если просили, то и показывать – источник, что бьет под сценой. Действительно, настоящее чудо!
В одном театре мира такого нет! Ступка невероятно радовался и тут же начинал обосновывать особенность франковской сценической ауры, питаемый источником. Это знак, убедительно настаивал он. Знак благосклонности высших сил к нашему театру. И добавлял: «Почему актеры из других театров таки любят играть на сцене театра им. Ив.Франко? Они чувствуют эту благодать. Мы им в этом не отказываем». И глаза Богдана Ступки сияли невыразимым светом. Он был верующим.
Воин блеска. Рыцарь славы
Лучшие, писал один из театроведов, понятия не оценки, а разряд людей с сущностью души. Жить без душевной приподнятости Богдан Сильвестрович просто не мог.
Как-то в зимнюю пору насыпало снега столько, что и к театру не подойти, а здесь вечерний спектакль, и зрителям пришлось бы подъезжать на санках. И вот публика подходит к театру и видит, как Богдан Ступка, еще один народный артист и заместитель директора орудуют с самоотверженностью лопатами. Он не мог допустить, чтобы его театр проявил неуважение к зрителю, а воспитывать персонал уважал делом запоздалой. Однако урок подал.
Он исповедовал человеческое: все прекрасное – серьезное! Его главные темы были не до поднятия и недосягаемы для средних душ.
Обычно в «Дяде Ване» Ф. Достоевского играют тему потерянного таланта. Это несложно, потому что это близкое и доступное для понимания. Однако Ступка играл другое – трагедию отсутствия таланта, а это труднее в стократ. Его Войницький не мог постичь, не мог смириться с вопросом – почему Всевышний им так и не воспользовался? И это вызвало нервное потрясение… Талантливого человека, который гибнет от пошлости, любить легко. И попробуйте любить серость, вот где квинтэссенция и высота гуманизма!
Или, вот — Тарас Бульба. В Ступки же все актерские «пристройки» были от себя, из жизни. Вы можете себе представить, что убиваете своего сына? Это не литература – проклятие!
Бульба — титан в служении вере, Отечеству, казачьему обществу, однако надо убить родного сына! Пуля вистрелена в Андрея из оружия Клубни, ему же и в сердце входит! Разве это можно сыграть?
Ступка играл, разжигая сердце, не щадя себя. «У него в глазах – цунами», — сказал пораженно после работы с Богданом Сильвестровичем режиссер Т. Кеосаян. А у актера лишь единственным «спецэффектом» есть свое лицо, озаряется светом внутреннего «атомного реактора». И он всегда на грани, как четвертый чернобыльский. Зава-нтажуєш стержни глубже допустимого – получаешь ядерную реакцию. Неуправляемую, смертоносную. Но только так и бывает у великих актеров.
Воин блеска. Рыцарь славы.
Лучшие, писал один из театрозна-шников, не понятия оценки, а разряд людей с сущностью души. Жить без душевной приподнятости Богдан Сильвестрович просто не мог.
Как-то в зимнюю пору насыпало снега столько, что и к театру не подойти, а здесь вечерний спектакль, и зрителям пришлось бы подъезжать на санках. И вот публика подходит к театру и видит, как Богдан Ступка, еще один народный артист и заместитель директора орудуют с самоотверженностью лопатами. Он не мог допустить, чтобы его театр проявил неуважение к зрителю, а воспитывать персонал считал делом запоздалой. Однако урок подал.
Он исповедовал человеческое: все прекрасное – серьезное! Его главные темы были не до поднятия и недосягаемы для средних душ.
Обычно в «Дяде Ване» Ф. Достоевского играют тему потерянного таланта. Это несложно, потому что это близкое и доступное к пониманию. Однако Ступка играл другое – трагедию отсутствия таланта, а это труднее в стократ. Его Войницький не мог постичь, не мог смириться с вопросом – почему Всевышний им так и не воспользовался? И это вызвало нервное потрясение… Талантливого человека, который гибнет от пошлости, любить легко. И попробуйте любить серость, вот где квинтэссенция и высота гуманизма!
Или вот Тарас Бульба, у Ступки же все актерские «пристройки» были от себя, из жизни. Вы можете себе представить, что убиваете своего сына? Это не литература – проклятие!
Бульба — титан в служении вере, Отечеству, казачьему обществу, однако надо убить родного сына! Пуля, вистрелена у Андрея из оружия Клубни, ему же и в сердце входит! Разве это можно сыграть?
Ступка играл, разжигая сердце, не щадя себя. «У него в глазах – цунами», — сказал пораженно после работы с Богданом Сильвестровичем режиссер Т. Кеосаян. А у актера лишь единственным «спецэффектом» есть свое лицо, озаряется светом внутреннего «атомного реактора». И он всегда на грани, как четвертый чернобыльский. Загружаешь стержни глубже допустимого – получаешь ядерную реакцию. Неуправляемую, смертоносную. Но только так и бывает у великих актеров
Театр на слезе
Наталья Лотоцкая посоветовала прийти Богдану Ступке в студию Львовского театра им. М. Заньковецкой, а поступил, сыграв перед учеником Леся Курбаса Борисом Тягно этюд, в котором сумел заплакать. «Эта слеза дала мне путевку на сцену»,— подчеркивал Богдан Сильвестрович, учитывая всегда встревоженность психического актерского аппарата делом важнейшим.
Впоследствии он повторит этот ход в кинопробах фильма режиссера Сергея Бондарчука. Сергей Федорович, увидев на мониторе слезу, что стекала по щеке актера в момент выступления его героя в государственной думе, и сам залился слезами соболезнования. Ступка никогда не делал этого на холодной мастерства, игру без глубокого внутреннего чувства он считал профанацией и пеленгував ее у партнеров безошибочно. “В таких случаях я доиграю за них”, — не скрывал он — “неизменно считаю, что не добавлять зрителю в температуре внутреннего горения для искусства — пагубно”. Сам же играл на разрыв аорты. “Преображение — мука”, как-то вырвалось у Ступки, однако он всем существом понимал, что это цена за право исповеди “Творения перед Творцом”, дано великому актеру, и не сетовал, а возносился до высоты.
В последние годы Богдан Ступка признавался, что все больше ценит в театре тишину, понимание, мечтал о роли без слов. “Все уже сказано”. О этот поворот ему сказала мама. “Ты уже много знаешь, много выразил. Теперь тебе нужно обсервировать”. Ему явно нравилась мамина рада, и он отыскивал пьесу с такой ролью. Наиболее близко Богдан Сильвестрович подходил, продумывая образ Фирса из “Вишневого сада” А. Чехова. Играть собирался украинском языке в иноязычной среде. Желал даже, чтобы спектакль называть “Фирс и другие”, и чтобы его Фирс все время молча был на сцене.
Современное общество подошло к этому, что определяют из сонма актеров тех, кто выразил на экране и сцене духовный свет своего народа. Благодарно вмещают их в пантеоны. В национальном актерском пантеоне Украины теперь их трое — Иосиф Гирняк, Амвросий Бучма, Богдан Ступка.
Для "Возрождения" подготовила
Зеновия Садовская.
